[neko-mariko]

Название: Foschia dolce
Автор:  neko-mariko
Бета:  клюквенное варенье
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn
Персонажи: Гамма/Генкиши
Рейтинг: NC-17
Жанры: Драма, Психология, Слэш (яой)
Предупреждения: Кинк, Секс с использованием посторонних предметов, Изнасилование, Насилие. Осторожно:можно наткнуться на сквик.
Размер: Мини

Густой как парное молоко, туман опустился на город, окутывая, пряча очертания зданий и парков в своих необъятных ладонях, размывая границы, забавляясь необычной игрой. Не то, что соседнего дома – на пару метров вперед ничего видно не было.
Гамме не нужно было ничего видеть. Он, словно сомнамбула, вверившись одной лишь интуиции закаленного в боях воина и слегка прикрыв глаза, уверенно двигался вперед, чудом минуя фонарные столбы и понатыканные везде, где только можно, урны. Италия внимательно следила за порядком в крупных городах, не скупясь на снующих туда-сюда грозных дворников, то и дело махавших метелкой прохожему, посмевшему промахнуться фантиком мимо мусорки.
Поворот, еще поворот, ровно пятьдесят четыре шага и теперь налево. Еще 12 размашистых шагов, и он оказался перед большой металлической дверью, окрашенной в мышино-серый цвет, на которую падали отблески от кислотно-зеленых неоновых ламп, причудливо складывающихся в название заведения.
«Dolce fumana»*.
Прозаично до тошноты.
А вот сгущающиеся туманные сумерки по эту стороны двери отнюдь не были сладкими.
Влажный прохладный воздух неприятно оседал в легких, слегка затрудняя дыхание. И вкуса у него не было вообще.
Хмыкнув, Гамма толкнул дверь, погружаясь в сумрак помещения, разбиваемый яркими вспышками лазерных ламп, освещающих танцпол, еще пустующий в столь раннее для ночной жизни время суток. Половина девятого: веселье только начинается.
В последний раз Гамма был здесь с Тозару. Нозару, еще не достигшего совершеннолетия, шкафообразный громила на входе впустить отказался, поэтому Гамме пришлось нехило разориться, компенсируя уже начавшему истерить младшенькому обломанное веселье внушительной стопкой честно заработанных евро. Той ночью Гамма был свински пьян, и, если бы не заботливый Тозару, возможно, ободран до нитки – карманники в последнее время совсем стыд потеряли, успев пощипать едва ли не половину жителей Флоренции.
Лютер, внушительного вида бармен с поседевшими висками, натирал до блеска стаканы перед парой клиентов, уже весьма расслабленных и нетрезво искавших опору туловищу на просторной барной стойке. Невысокий смазливый брюнет что-то оживленно рассказывал лысому собеседнику, внешний вид которого от острых носков лаковых черных туфель до мастерски выбитой татуировки на шее, выглядывающей из-под черной с золотыми узорами рубашки, прямо-таки кричал о его принадлежности к одной из итальянских мафиозных группировок. Лысина его блестела, как натертый бильярдный шар, отражая изредка падающие лучи лазеров. Гамма усмехнулся весьма эпичному сравнению, усаживаясь перед барной стойкой чуть поодаль от воркующих молодчиков. Ради весьма приличной бильярдной на втором этаже здания он сюда и пришел.
- Долгих лет тебе, Лютер, - Гроза Милльфиоре приветственно кивнул бармену. Тот подслеповато сощурил глаза, криво улыбнувшись в ответ.
- Надо же, сам Электрический Гамма пожаловал! - Лютер звякнул стаканами, и, аккуратно взяв один из них, виртуозно наполнил его на два пальца ирландским виски медового цвета, восьми лет выдержки, приятный аромат которого слегка вскружил голову, – За счет заведения.
- Ах, Лютер, ты знаешь, чем порадовать, - тремя пальцами подхватив стакан и благодарно улыбнувшись, он пригубил напиток. Горло обожгло восхитительным букетом злаковых культур, жидкий огонь, казалось, согревал душу, хотя вместо нее давно уже осталось только выжженное угольно-черное нутро. Свою душу он целиком и полностью отдал в маленькие нежные ручки Юни-сама.
Юни… это имя звенело в его голове церковными колоколами, сводя с ума и не отпуская ни на минуту. Невинное создание, добровольно согласившееся стать жертвой на алтаре шаткого мафиозного перемирия, лживого и лицемерного по своей сути.
Они теперь Милльфиоре.
Звучит как проклятие. Противный привкус этого слова Гамма почти ощущал всеми вкусовыми рецепторами, не заглушаемый даже дорогим ирландским виски. Когда-нибудь он самолично уничтожит Бьякурана, и его семья снова получит давно потерянную возможность зваться Джиглио Неро. Тогда они будут счастливы.
Юни будет счастлива.
Экс-Погребальный Венок прикрыл глаза и, подперев голову рукой, залпом допил остатки.
- Что-то не больно ты весел, друг мой, - Лютер обеспокоенно встряхнул бутылку с ликером темно-кофейного цвета. Вздохнув, он похлопал рукой по плечу своего давнего клиента, ставшего ему почти что другом. Вращаясь в подобных кругах уже довольно долго (так как основная часть клиентуры принадлежала мафии), бармен был хорошо осведомлен о борьбе преступных группировок и большинстве теневых делишек известных фигур Италии. “Кто владеет информацией – владеет миром”- эту истину Лютер усвоил давно, неплохо зарабатывая на достоверных актуальных сведениях, часто полученных от первоисточника. Одними из основных клиентов подобного рода были Милльфиоре, пожирающие мелкие кланы с поразительной скоростью, не брезгуя ни одной мало-мальски мафиозной задницей. Бьякуран всегда любил повторять, что подчинение должно быть полным, иначе просто не интересно.
Неинтересные Бьякурану игрушки долго не жили.
- Гамма, я чувствую – грядет что-то серьезное. Если существующие конфликты не разрулить, это, в конце концов, приведет Италию к хаосу. Даже посол, и тот запачкал рукава в попытке скрыть свои грязные махинации с оружием, да все напрасно – костюмчик-то уже испорчен, - Лютер покачал головой в такт своим словам. – Страна нуждается в сильном лидере, который сможет обеспечить ей светлое будущее и нас, мирных обывателей, парой-тройкой десятков тысяч в год.
- Далеко мыслишь, Лютер, - Гамма устало поднял на него глаза. Да уж, будущее во главе с Бьякураном светлым не назовешь. Мало того, его даже темным не назовешь – для подавляющего большинства его просто не будет. Это экс-Погребальный Венок знал точно: бармен был прав, время на исходе.
- Кстати, забыл сказать: Призрачный Воин здесь. За крайним левым столиком, в самом углу. - От этих слов лицо Гаммы сначала удивленно вытянулось, а потом попросту перекосилось от злости. Глаза его сверкнули огнями глубоко затаенной злобы и ненависти, а костяшки до хруста сжавшихся кулаков даже побелели от напряжения. – Это показалось мне очень странным, я впервые вижу его в моем заведении. И Гамма… он пьет. Безбожно надирается второй бутылкой моего лучшего бурбона.
- Налей, – Милльфиорец грохнул стаканом о лакированную поверхность барной стойки, – двойной. И давай сюда ключи от малой бильярдной.
Залпом осушив виски, он обернулся и глянул на посетителя сидевшего в левом углу помещения, подальше от танцпола. Темная, ничем неприметная фигура, на голову накинут капюшон, весьма неудачно скрывающий верхнюю половину лица, полупустая бутылка на столе. Никакой закуски: значит и правда решил напиться. Не уж-то топит печаль в стакане? Гамма злобно цыкнул: скотина… да какие могут быть печали у этого Иуды, который, глазом не моргнув, продал семью?!
Он поднялся, медленной, вальяжной походкой подошел к субъекту в капюшоне и самовольно отодвинул стул, тут же бухнувшись на него. Протянувший руку к бутылке человек, не ожидав подобной наглости, вскинул голову, с которой блондин резко сорвал капюшон. Удивленно распахнутые желто-зеленые глаза, помутневшие от выпивки, уставились на него, Гамма в свою очередь вперил в Призрачного рыцаря темно-синий взгляд. Они молчали с минуту, не двигаясь и почти не дыша. Оборвался какой-то незамысловатый мотивчик, Генкиши, наконец, вынырнул из плескавшейся в глубине синевы нескрываемой ненависти, переведя взгляд на бутылку, медленно поднял ее и отхлебнул содержимое прямо из изящного горлышка. Затем сделал еще глоток.
- Что ты забыл здесь, Гамма? – голос его был хриплым и каким-то… подавленным, что ли. Гамма выгнул бровь, стараясь вложить в слова как можно больше презрения:
- Это я должен спросить, что в подобном заведении забыл прихвостень нашего многоуважаемого босса. Оплакиваешь гордость, которой лишил тебя недомерок-Вонгола? Босс небось по головке не погладил, да, Генкиши? – язвительность, исходившая от его слов, казалась даже осязаемой. Гамма увидел, как в глубине желто-зеленых змеиных глаз зашевелились клубки тщательно скрываемых эмоций. Генкиши страдал: столько необъятной боли и безысходности блондин заметил в этих глазах впервые. Он стиснул зубы, с силой ударив бутылкой по столу, расплескивая несколько капелек коричневой жидкости на матовую в белую крапинку поверхность. Губы его подрагивали мелкой дрожью, а лицо словно застыло жуткой страдальческой маской, в натуральности которой, однако, сомневаться не приходилось. Гамма даже немного опешил: подобное поведение никогда не свойственно было холодному и всегда сдержанному на эмоции Призрачному рыцарю, самообладание еще ни разу его не подводило.
Никогда не говори никогда, ага.
- Да что ты вообще можешь знать, ублюдок? Знаешь, каково это: опозориться перед самым важным для тебя человеком? Знаешь, что значит не оправдать надежды того, кого боготворишь, ноги кого готов целовать в попытке стать ему ближе? – глаза Генкиши полыхали безумием, когда он, почти срываясь на крик, резко замахнувшись меньше, чем на треть полной бутылкой, занес руку для удара, целясь в голову.
Пьяный Рыцарь слишком медлителен.
Гамма перехватил занесенную руку, ребром ладони выбив из нее бутылку, с характерным звоном упавшую на истертую плитку пола. Темная прозрачная жидкость расползалась по ней причудливой лужицей. Лютер не одобрит подобного расточительства.
Заломив руку, еще недавно так жаждущую разбить ему голову, Гамма вывернул ее за спину, заставив Генкиши со змеиным шипением согнуться, и тут же не слишком любезно пнул его к винтовой лестнице, чуть правее от диджейского пульта, краем глаза отметив, что народ начал постепенно прибывать. Лютеру, наконец, будет чем заняться.
Практически затащив его наверх, блондин едва успел не попасться под точную подсечку. Пьяный, не пьяный, а рефлексы не пропьёшь: даже в таком состоянии Генкиши был очень опасен. Только вот и Гамму рефлексы никогда не подводили, особенно инстинкт самосохранения, в целях которого он, коротко замахнувшись, отвесил хлесткую пощечину Туману Милльфиоре, и тот отлетел к стене, судя по всему не слабо приложившись об нее головой. Не дав опомниться, Гамма схватил его за шею, и, для пущей безопасности, приложил об стену еще пару раз. Кольца с правой руки Призрачного рыцаря легким движением соскользнули к нему в карман, тихо звякнув друг о друга.
Генкиши задыхался. В голове дико гудело, словно несколько десятков поездов одновременно решили использовать его отравленные алкоголем извилины вместо рельсов. Разноцветные пятна в сумасшедшей пляске мелькали перед глазами, еще больше усугубляя и без того неприятное положение. Вот его опять куда-то тащат, слышится щелчок открываемой двери, и его насильно впихивают внутрь, неаккуратно задев плечом об косяк. От очередного толчка он пролетает еще пару метров, мягко врезаясь в диван, обтянутый дорогой черной кожей, ощущая ее специфический запах. Хаос мыслей в голове становится невыносимым, их словно снова и снова пропускает через безумную мясорубку, получая на выходе какие-то жалкие непонятные обрывки, воссоединить которые нет никакой возможности. Чего-то не хватает, Генкиши чувствует это так отчетливо, как если бы у него не было руки.
Руки. Призрачный рыцарь, превозмогая слабость, дотянулся левой рукой до правой, ощупывая ее от предплечья до кончиков пальцев. Вздохнул облегченно – рука на месте. Колец нет.
Это неожиданное осознание тонкой ниточкой тянулось к главной причине его пребывания здесь, покоившейся на вершине фарша из его бесполезных мыслей.
Он приподнялся, поддерживая раза в два потяжелевшую голову, сквозь мутноватую пелену, застилавшую глаза, изучая помещение. Причина стояла, легко поигрывая бильярдным кием, и смутно напоминала Гамму.
Да. Это был он: неотрывно следил за мечником холодными ультрамариновыми глазами, облокотившись на оббитый зеленым сукном игральный стол.
Зрение практически восстановилось, что, правда, не мешало предметам периодически двоиться, заставляя Генкиши часто моргать.
- Все так же помешан на бильярде? – Собственный жалкий голос вызвал отвращение, а хищная ухмылка Гаммы заставила волну мурашек пробежать по телу.
- Все так же. Ты же не откажешься сыграть со мной? – медленной развязной походкой он подошел к дивану, на котором сидел Генкиши.
- Я не приму отказа, Генкиши, - Гамма протянул ему руку, по которой с электрическим треском пробежала паутинка зеленоватых молний, и одарил сидевшего презрительным взглядом сверху вниз.
Бежать теперь некуда.
Он попытался подняться, изо всех сил стараясь не коснуться протянутой руки: электрические малышки хоть и были не смертельны для него, но кусались больно. Едва встав на ноги, непослушное тело, потеряв равновесие, опять начало заваливаться в сторону дивана, но было подхвачено сильной рукой. Нет, пожалуй, сейчас молнии Электрического Гаммы жалили еще больней: нервные окончания всего тела будто разом прожгло калёным железом. Генкиши только протяжно застонал сквозь стиснутые зубы. Ни колец, ни меча. Терпеть - единственное, что он мог в столь плачевной ситуации.
Блондин рванул его за плечо, подтолкнув к столу, на котором аккуратной русской пирамидой в центре были выстроены разноцветные бильярдные шары. Мир перед глазами качнулся, в голове взорвалась бомба, заставив Генкиши зайтись в немом крике: больше литра высококлассного пойла даже для его организма не прошло безнаказанно. Чудовищная усталость заполнила все тело, и он, сделав последний шаг, повалился на дорогое зеленое сукно огромного игрального стола, едва успев выставить локти, чтобы не разбить об него лицо. Но даже руки не спасли, когда Гамма, схватив его за волосы, приложил головой о шершавую поверхность.
От этого взрыва в голове у Призрачного рыцаря будто искры из глаз посыпались. Нос наверняка был сломан, из разбитых губ по бледной коже стекала кровь, привкусом металла отдаваясь во рту.
- Мы даже не начали игру, а ты уже сдался. Невероятно скучно, - раздалось злобное шипение Гаммы почти у самого уха.
- Я не играю в бильярд! – Сдавленно рыкнул Генкиши, вытирая кровь тыльной стороной ладони.
- Даже странно, что я мог такое забыть, - Туман Милльфиоре почувствовал, как тот вплотную приблизился к нему сзади, прижимая к столу, – вы ведь с боссом забавляетесь более веселыми играми. Всегда интересней, когда на кону сотни, нет, тысячи и миллионы жизней, которые можно, словно пешки, разменивать на шахматной доске мирового масштаба.
Рука Грозы застрекотала искрами, прикоснувшись к оголенной шее Генкиши и пустив очередную электрическую волну по его телу. Не выдержав жестокой пытки, он закричал, пронзительно, почти срывая голос, на подсознательном уровне благодаря провидение хотя бы за то, что лошадиная доза алкоголя действовала как общая анестезия.
- Как же я ненавижу тебя, ублюдок. Сильнее я ненавижу только белобрысого владельца твоего поводка. Ты всего лишь верная псина, недостойная лизать пятки своего хозяина, продавшая семью и Юни за место на коврике под дверью Бьякурана. Ты хотя бы знаешь, как она страдала от твоего предательства, что ей пришлось пережить? – Гамма почти до хруста вывернул руку Тумана, впечатав разбитым лицом в стол. Он сорвался на крик, получив, наконец, возможность излить все накопившиеся в выжженном нутре гнев и ненависть, – Тебя ценили, любили, о тебе заботились! А теперь ты пресмыкаешься перед тем, кто твою жизнь и в грош не ставит. Эй, Генкиши, ты действительно думаешь, что Бьякуран при первой же возможности не пустит тебя в расход?
- Это не так! – Хрипло вскрикнул Генкиши, силясь вырваться из стальной хватки, – Бьякуран-сама никогда не бросит меня! Он уже однажды спас мне жизнь! Он никогда такого не сделает! Бьякуран-сама… - Гамма прекратил начавшуюся истерику Тумана очередным электрическим разрядом, заставив того замолкнуть.
- Как думаешь, малыш-Вонгола полностью разрушил твою гордость? Или мне еще есть, что втоптать в грязь? – большая ладонь, которая уже трижды за сегодня становилась для Тумана пыткой, забралась под широкую резинку темно-серой куртки, хозяйским жестом пройдясь по животу, заставив его вздрогнуть.
Ведь он не может?...
Он не может!…
Когда звякнула металлическая бляшка ремня, худшие опасения Генкиши начали сбываться.
Гроза стянул с него черно-белые форменные брюки вместе с бельем, оглаживая худые ягодицы, слегка разводя их в сторону. Тот рефлекторно дернулся, тут же замерев: получить удар током в задницу было не лучшей идеей.
- Что ты творишь, придурок? – Генкиши злобно глянул через плечо на насильника. – Захотелось потрахаться – найди себе шлюху.
- Поиметь жалкого предателя - до подобной низости я не опущусь. Думаю, Бьякуран до такого тоже никогда бы не опустился, – Туман нервно дернулся, широко распахнув глаза. Гнев, слепая ярость, разочарование, абсолютная безнадежность - калейдоскоп мгновенно сменяющихся эмоций закружил его.
Гамма был не прав.
Всего, чего желал Генкиши – просто находиться с Ним рядом. Рядом с человеком, подарившим ему вторую жизнь.
- Бьякуран-сама… - едва слышно простонал он.
Гамма молча смотрел на затихший Милльфиорский Туман, уткнувшийся лицом в шершавое зеленое сукно. На подрагивающие лопатки, худую жилистую спину, обтянутую темной тканью куртки, на тонкую талию. Зародившееся в глубине себя сочувствие он поспешил утопить в вулкане тлевшей ярости, требовавшей отмщения.
Убивать предателя, чья жалкая жизнь и тридцати трех серебряников не стоила, не входило в его планы.
Юни бы его за это не простила.
Рука сама потянулась за прислоненным к столу полутораметровым кием, нежно прикоснувшись к полированному деревянному турнику с вырезанной по периметру короной. Оплетку на киях Гамма не любил, не страдая повышенной потливостью рук, да и сейчас она бы только мешала.
Любовно перехватив кий посередине, он взвесил его на ладони. Длинноват немного, придется Генкиши потерпеть. Блондин грубовато усмехнулся.
Почувствовав прислоненный ко входу в его тело холодный предмет, Облако резко обернулся. Непонимание и неверие в происходящее сквозили в расфокусированном змеином взгляде, разбитые губы подрагивали; липкий страх холодной омерзительной жижей расползся по всему телу, мгновенно вогнав в ступор.
- Ты этого не сделаешь…
Слова комом застряли в горле, когда инородный предмет начал насухую продираться в него, больно царапнув изнутри. Гамма остановился, вогнав турник кия на восемь дюймов, заставив Генкиши с громким стоном боли прогнуться в спине. Диаметр кия позволял без подготовки засадить его хоть целиком, и блондин с трудом сдерживался, чтобы этого не сделать. С трудом вынул его, чтобы тут же резким толчком вогнать обратно. Генкиши вскрикнул, а светлый резной турник кия окрасился багровой кровью. Гамма, стиснув зубы и прокляв собственное неуместное возбуждение, ритмичными амплитудными толчками начал трахать сильное, но такое беспомощное сейчас, тело. Туман Милльфиоре тщетно пытался сдержать стоны, закусив до боли ладонь: сумасшедший ритм, заданный Гаммой, отключил купавшийся в алкоголе разум, заставив отдаться странному разрывающему изнутри ощущению, получая от этой всепоглощающей острой боли позорное, абсурдное по своей сути, удовольствие. Приближающийся оргазм был неизбежен, как неизбежно было очередное грандиозное фиаско в глазах Гаммы. Хотя, казалось бы, куда уж падать ниже?
Разноцветная вспышка перед глазами - и Туман выгибается от пронзившей тело сильной судороги, хватая пересохшими губами воздух. Алкоголь, как по мановению волшебной палочки, отпустил его из высокоградусных объятий, постепенно возвращая притупляемые ощущения: дикая боль и тяжесть нахлынули разом, дышать стало мучительно больно. С каждым вздохом легкие невыносимо обжигало, будто воздух в бильярдной был раскален, как в жерле вулкана. Последствия электрических ударов пройдут нескоро.
За спиной раздался победный смешок. Блондин вынул из него кий, отбросив оскверненный кусок дерева в сторону, и отпустил обмякшего Рыцаря, который тут же неуклюже осел на пол.
- Вижу, унижение кончить от бильярдного кия в моих руках пришлось тебе по вкусу, - склонив голову на бок, насмешливо протянул он, и, вздохнув, через секунду вдруг стал неожиданно серьезен. Ни ненависти, ни презрения не осталось в его потемневших глазах цвета индиго. Впрочем, безразличия в них тоже не было. – Тебе жить с этим, Генкиши. Только понравится ли тебе такая жизнь?
Низкий хрипловатый голос Гаммы оборвался скрипом закрывающейся двери.
Оставшись в комнате один, Туман почувствовал, что ему, наконец, после стольких дней мучительного самобичевания и тщетных попыток взрастить поруганную гордость, стало лучше. Словно его изолгавшаяся гнилая душонка получила возможность ухватиться за тоненькую ниточку теперь уже последнего шанса доказать Ему свою верность. Этот шанс путеводной звездой зажегся над головой Призрачного Рыцаря, мягким ненавязчивым светом указывая путь.
Физическая боль притупляет душевную.
Надо будет как-нибудь сказать Гамме «спасибо».
*- « Сладкая дымка».